|
||
РАННИЙ ПЕВЕЦ
Холодной синевой мерцает наст, И почки узелок завязан туго, А на макушке липы – юрок и носат – Уже звенит скворец. Он рано прибыл с юга. Он весь продрог в кургузом пиджаке И на голодном отощал пайке, Но трель звенит и весело, и живо: Певец весны не вправе петь тоскливо. 1955 г.
|
||
МОЯ СОСЕДКА
Вот соседка Анна Кузнецова С годовалым малышом в руках. (Этот мальчик – копия отцова, А отец давно уже в бегах).
И меня на миг какой- то встретит Неулыбчивый, с укором взгляд: Словно, я за род мужской в ответе И в беде соседки виноват,
Виноват, что, сдав мальчонку в ясли, Нужно ей чужое мыть белье, Виноват, что так бесстыдно счастлив Рядом с одиночеством ее.
Между нами нету дружбы тесной: Просто я – сосед по этажу, Но укор тот женский, бессловесный, На душе , как личный грех, ношу. 1956 г.
СТАРАЯ ВИШНЯ
Старая вишня росла во дворе, Горло веревка ей жгла бельевая – И застывала смола на коре, Шрам красноватый напоминая.
Вишня была неизменно черна, Словно монашка, весною и летом. Может быть, облаком теплого сна Лишь и была она в жизни согрета.
Снова пришел ясноглазый апрель – Был он добрей, чем другие апрели: Вишню дыханьем своим отогрел, Ожили корни, и почки зардели.
Вышли мы утром а вишня бела. Стало нам горько и как- то неловко: Вишня торжественно- тихо цвела, Вишня цвела, а на шее – веревка. 1959 г.
*** Я касаюсь рукой воробьиной стрехи, Пью на солоде квас в полутемных сенях. В этом доме совсем не любят стихи, В отчем доме любят меня – Полуночника с поезда скорого, Неудачника, молчуна, Жизнерадостного и хворого, И несносного ворчуна. Любят меня здесь всякого- всякого Безотчетно и одинаково. Говорю я, заветной мечты не тая, Руку узкую нежа в ладонях: «Полюби ты меня, дорогая моя, Так, Как любят в родительском доме».
*** Жизнь пролетает сквозь меня, Как ветер через ветви сада— В ней ни порыва, ни огня, Чему душа моя не рада. Но есть во глубине души Слова. Событья. Лица. Звуки... Как в первый миг — они свежи И с ними не был я в разлуке. В них нет былого и следа, В них день сегодняшний лучится... Душа не даст им никогда В воспоминанья превратиться.
*** Поля белы. Темны дороги. Зима — сорочьего пера. Минули живописи сроки, Настала графики пора. Но живопись мила природе, Как там зима лицо ни хмурь!— На непогожем небосводе В разрывах полыхнет лазурь. Потом, утешив вечер смутный, Который сам себе не рад, Зажжется, как камин, уютно Непродолжительный закат— И станет розовой береста, И ало-синими дымы— И принимаешь без протеста Скупую графику зимы.
|
Памяти Н. И. Рыленкова
Слышу голос ваш — он добр и глуховат, И печален от раздумий и утрат. Золотые отсветы от лиры На старинном письменном столе. Вы не расставались с нашим миром— Только прах лежит в сырой земле. Я давным-давно о тайне знаю: Надо загрустить о ком-нибудь— И почует грусть душа родная, И к тебе захочет заглянуть. Вот она — на расстояньи слова, Вздоха и улыбки, скрытных слез... Прилетела, чтоб утешить снова, А живые и не слышат зова, А живые — дальше дальних звезд. *** Что я помню о своем соседе? Погляжу, бывало, из окна: С топором, пилою дядя Федя Во дворе маячит дотемна. Не остался в памяти мальчишьей Случай или меткое словцо: Вижу груду колотых дровишек, С легкою краснотцею лицо. Вот и всё. Хоть напрягаю память— Только это и могу извлечь. В сорок пятом под Берлином пал он- Не пришлось в родную землю лечь. Сохранился образ дровосека. Ничего я больше не сберёг... Из глубин трагического века Слышу я не голос человека— Слышу стук, звучащий, как упрёк.
*** Дети мрака служили мгле. Дети солнца служили свету, А теперь на русской земле Разделенья такого нету. Всё, что можно, сблизили мы, Зло с добром замешали круто. Дети солнца и дети тьмы- Все одной помазаны смутой.
*** Ах, какая дорога вела до села! Я дороги не знал веселей. То от снега бела, то от пуха бела, Что летел на нее с тополей. А теперь и следа от дороженьки нет. Кустовье да дремучий бурьян. Где ж дорога? Про этот печальный секрет Я узнал от окрестных крестьян: «Жизнь пошла не туда. Всё не то и не так. Не убавилось горя и слёз. И народ ту дорогу скатал, как кушак, И куда-то с собою унёс».
*** Подпустила птица близко-близко, Хоть гнезда не видел я вблизи. Был у ней, наверно, смысл для риска, Но какой? — Поди теперь спроси! Кто она? Не глухомани ль жрица? Иль вещунья леса? Я на миг Встретился глазами с храброй птицей— Прямо в сердце взор ее проник. В нем светилось что-то человечье. Словно дух, вселясь во птичью плоть, Тосковал о прежнем даре речи— Даре, что и дал, и взял Господь. Пятнышко на грудке ярко рдело. Глазки — как две капли янтаря. Птица безбоязненно глядела, Языком безмолвья говоря. Что слова? Есть тайное общенье Птиц, деревьев, облаков и рек. И к нему внезапным приобщеньем И смущен, и счастлив человек.
|